|
|
 О человеке — особенно о человеке, уже прошедшем, завершившем свой жизненный путь, — принято и нужно судить по лучшему, что в нём было и есть, а отсюда следует, что про поэта, если он действительно поэт, должны больше всего и лучше всего говорить его стихи. С Сельвинским при всём желании так не получится. Если Николай Гумилёв писал о стихах Велимира Хлебникова: «Многие его строки кажутся обрывками какого-то большого, никогда не написанного эпоса», — то произведения Сельвинского можно сравнить с обрывками палимпсеста, где по стёртым прежним буквам начертаны новые — причём неоднократно, вплоть до разрывов пергамента и невозможности выявить оригинальный текст.
|
|
|
|
 Плеск окуня в очах отца… Чары «Заозёрья» раскрываются кругом бытия, свершаемого под духовной стражей Алексея: отца – такого, какой соединил в душе как будто дремучее могущество саровских лесов, сакральные тайны Месопотамии, мистические откровения Сиама, слюдяной блеск песен Норвегии… Дуги космоса, причудливо изгибаясь, соединяются в узоры клюевской поэмы, и она, узорчато вытканная, играет всеми духовными ароматами русского языка, самовитого слова, вьющегося, уходящего в бесконечность… Отец Алексей из Заозерья — Берестяный светлый поп, Бородка — прожелть тетерья, Волосы — житный сноп.
|
|
|
|
 «Я русский, И мне повезло. Я русский, Всему миру назло». Из репертуара современного певца SHAMAN В производственной мелодраме «Весна на Заречной улице» (1956) есть замечательный фрагмент – рабочий Савченко приходит к учительнице Левченко, а та, небрежно кивнув, начинает с упоением слушать по радио Второй концерт Сергея Рахманинова. Лицо строгой девушки преображается, делаясь мечтательно-задумчивым. Мелодия накатывает, как волны. Каждая нота попадает прямо в сердце. Что ж, тогда влюблённый пролетарий тихонечко ретируется, не выдержав конкуренции – где он, а где – Рахманинов?! Эта пятиминутная сцена сыграна без реплик – мы слышим фортепиано Льва Оборина в сопровождении оркестрантов,…
|
|
|
|
| |
|
